Дочитал книжку Лосева

Вот у меня в компьютере открыто два окна — в одном книга, а в другом — файл, куда я копирую понравившиеся отрывки. По мере чтения файл разрастался и сейчас достиг каких-то невероятных размеров. Впрочем, и книга немаленькая.

Так что подробно рассказывать про неё бесполезно, всё равно я какие-то важные вещи упущу. Тем не менее, мне было необыкновенно интересно прочесть и про ленинградскую литературу 30-70-х годов, и про русскую литературу в изгнании, в эмиграции.

Столкновения с советской властью Лосев описывает скорее иронически, но не без ненависти. Что приятно — он не старается быть объективным. Вот он пишет, например, про свой отъезд в Америку (Лосев эмигрировал в 1976 году):

За исключением военкоматской крысы и таможенника, который уже в последний момент в аэропорту с нескрываемым садистским удовольствием, глядя на наших кашляющих, чихающих, температурящих детей, отобрал у нас детские лекарства, никто в связи с отъездом нас не оскорблял и не обижал.

В целом, мне показалось, что поэты–друзья Лосева, которых он описывает, скорее не замечали всего этого, были не антисоветскими, а а-советскими, что ли. Не знаю, было ли это возможно в Москве.

Ужасна последняя глава — про приезд Лосева в Москву в 1998, кажется, году. «В грязноватом поезде татарском подъезжаю к городу Москвы». Лосев приехал по семейным делам, и попал в очень неприятный переплёт — с какими-то жуликами, милицией, муниципальным судом и всем таким. Профессор Лосефф (так он транслитерирует своё имя с американского паспорта), который, проваливаясь в грязь, мечется по недружелюбному городу от суда к опорному пункту милиции, вызывает жалость, хотя Лосев изо всех сил бодрится.

Но всё это не очень важно, это можно прочесть, наверное, в каких-нибудь других мемуарах. Правда, они будут написаны не таким блестящим слогом. Что нельзя прочесть ни у кого другого — я сейчас процитирую.

Не знаю почему, но этот отрывок произвёл на меня грандиозное впечатление. Это из главы «Про Иосифа». Имеется в виду, конечно же, Бродский, смерть которого в 1996 году была для Лосева, по-видимому, очень сильным потрясением.

В июне 97-го года я очень жарким днем плелся по римской виа Фунари к пьяцце Маттеи. Вдруг впереди из подъезда появилась фигура в голубой рубахе button-down с засученными рукавами, в хлопчатобумажных штанах цвета хаки. Рыжеватая седина вокруг лысины на большой голове. У меня сжалось сердце, я рванулся к нему и остановился. То был римлянин в обычной униформе что итальянцев, что ньюйоркцев нашего поколения. Поигрывая ключами, он шел к своему красному «фиату».

…
там обернулся ты буксиром утлым,
туч перламутром над каналом мутным,
кофейным запахом воскресным утром,
где воскресенье завтра и всегда.